Николай С. Трубецкой и Болгария // След пожара
в Русия. Руската емигрантска литература и
изкуство в европейски контекст. Научно и
културно наследство на руската диаспора в
България (1920–1940). Велико Търново, 2012,
322–326.
Николай С. Трубецкой и Болгария
Живка Колева-Златева
Велико-Тырновский университет имени Святых Кирилла и Мефодия
The article examines the facts from the biography of N. Trubetskoy as an immigrant in Bulgaria during 1920-1922. The two-year residence of the Russian scientist in Bulgaria as a lecturer in the University of Sofia appeared to be significant for the development of philological education in Bulgaria, especially for the teaching of historical linguistics. It is shown that the experience of the scientist gained in Bulgaria is significant for his further linguistic investigations as well.
Ключевые слова: Н.С. Трубецкой, русская иммиграция в Болгарии, высшее образование в Болгарии, Софийский университет, фонология, балканский языковой союз
Когда в возрасте пятнадцати лет Николай Сергеевич Трубецкой получил от Ивана Шишманова книгу с посвящением: «Будущему историку древних болгар», вряд ли усмотрел в этом руку судьбы, которая ровно через пятнадцать лет отведет его на родину выдающегося болгарского гуманитариста, и Болгария и язык болгар станут важным моментом в его развитии как ученого. Летом 1920 года молодой русский филолог вместе с волной эмигрантов, вынужденных покинуть послевоенную послереволюционную Россию, оказывается в Софии, где в течение двух лет работает в университете на должности доцента по сравнительному языкознанию. Два года – период короткий, но, оказывается, не маловажный для творческой биографии русского ученого и для развития университетского образования и научной жизни Болгарии.
Правительство А. Стамболийского, имевшее в те годы противоречивое отношение к русским иммигрантам, руководствуясь прагматическими соображениями, не пропускает возможность воспользоваться потенциалом прибывших из России научных деятелей, обеспечивая им преподавательские позиции в Софийском университете по дисциплинам, по которым не имелись болгарские специалисты, с целью «поставить науку в университете на необходимой высоте» (см. [Кьосева 2002: 28]). Таким образом, и назначение Н.С. Трубецкого на должность доцента оказывается важным для становления сравнительно-исторического языкознания в Болгарии, по которому в те годы единственным специалистом был Стефан Младенов. К тому времени у молодого русского филолога были исследования в области исторической лингвистики, но все еще не опубликованные. В Софийском университете Н.С. Трубецкой читает курс «Введение в сравнительное языкознание с учетом главнейших индоевропейских языков» 4 раза в неделю с 8 до 9 утра, и как он сам сообщает в письме об этом Р. Якобсону, не без чувства юмора, на лекциях обычно имеет всего лишь троих слушателей, по-видимому, из-за раннего времени [Трубецкой 2004: 3].
В целом научная жизнь Болгарии в области филологии в те годы была довольно слабой. В письмах Р. Якобсону Н.С. Трубецкой отмечает, что по сравнению с Кисловодском и Ростовом, где «никакой научной жизни не было и не с кем было и слово промолвить,.. в Софии… лучше, но все таки не то, что в Москве. Поневоле замыкаешься, привыкаешь работать один, для себя, не делясь ни с кем своей работой и не следя за работой других». Н.С. Трубецкой находит очень скучным то, что в Софии «нет настоящих филологических журналов». Ученый отмечает, что «Периодическо списание» болгарской Академии и «Сборник за народни умотворения, наука и книжнина» выходят раз в год и то с опозданием и чтобы попасть в них, надо ждать очередь иногда 2–3 года [Трубецкой 2004: 2, 11].
О библиотеке в Софии Трубецкой пишет, что она «совсем уже не так плоха», что «есть почти все, что нужно», что и он имеет право выписывать для библиотеки книги, в которых нуждается [Трубецкой 2004: 5]. Конечно такое суждение дело компромисса, потому что позже, в 1923 г, в письме из Вены, по поводу подготовки для печати своей «Праистории», монографии, посвященной истории праславянского языка, Н.С. Трубецкой отмечает, что «когда в Софии начал было восстанавливать (или точнее: писать заново) праисторию, очень скоро убедился, что при бедности софийской библиотеки это предприятие невыполнимо, и отложил его до более благоприятного времени» [Трубецкой 2004: 46].
В то время молодой талантливый русский ученый все еще не имеет ученой степени и опубликованных трудов по лингвистике из-за исторических перемен в России. Как он сам отмечает в заявлении о предоставлении ему преподавательского места в Софийском университете, о его компетентности как лингвиста свидетельствуют лишь попутно затрагиваемые лингвистические вопросы в опубликованных культурологических статьях. Н.С. Трубецкой получает высокую оценку со стороны М. Арнаудова, который отмечает, что «научное дело Николая Сергеевича не очень велико,.. зато оно так серьезно, что заслуживает всякого признания» (цит. по [Симеонов 1977: 7–8]). Н.С. Трубецкой радуется теплому приему со стороны болгар. Как он отмечает в письме Р. Якобсону «на русских болгары смотрят вообще как на высшую расу, и в глазах среднего болгарина всякий русский профессор непременно знаменитость» [Трубецкой 2004: 9].
Нельзя утверждать, однако, что работа в Софийском университете полностью удовлетворяла ищущий дух молодого русского ученого. Работая в Софии, он стремится быть частью научного общества Европы, поддерживая связи с такими выдающимися учеными, как: Р. Якобсон, А. Мейе, И. Поливка, с профессорами Московского университета. Н.С. Трубецкой не скрывает, что мечтает получить профессорскую должность в Праге, где в начале двадцатых годов стремительно развивается славистика, но реалистически оценивает свою ситуацию, то, что в Чехословакии мог бы рассчитывать лишь на доцентуру в провинции. Поэтому за годы работы в Софийском университете Н.С. Трубецкой ставит перед собой целью «главным образом составить себе хотя бы некоторое имя в науке, побольше писать и печатать» [Трубецкой 2004: 5].
Оказанное доверие Н.С. Трубецкому со стороны болгарских коллег становится важным условием для сохранения научных стремлений ученого, для накопления им лингвистического опыта и утверждения авторитета среди научной общности Ев-ропы. По словам Б. Симеонова, работа в Софийском университете оказалась для Трубецкого важным «трамплином в его развитии как ученого и преподавателя» [1976: 44]. В Софии молодой русский ученый работает много. За два года готовит к опубликованию 10 работ по лингвистике и культурологи, в том числе и книгу «Европа и человечество», в которой аргументирует свои евразийские идеи. В эти годы своей жизни Н.С. Трубецкой продолжает заниматься вопросами о типах языковых связей во времени и пространстве, что вполне закономерно приводит лингвиста к идее о том, что несколько языков одной и той же географической и культурно-исторической области могут обнаружить черты специального сходства, несмотря на то, что сходство это не обусловлено общим происхождением, а только продолжительным соседством и параллельным развитием. В статье «Вавилонская башня и смешение языков», опубликованной в 1923 году, непосредственно после софийского периода, ученый предлагает для таких групп языков, основанных не на генетическом принципе, название «языкового союза» и в качестве примера приводит балканские языки – болгарский, румынский, албанский и новогреческий, которые, «принадлежа к совершенно разным ветвям индоевропейской семьи… тем не менее объединяются друг с другом целым рядом общих черт и детальных совпадений в области грамматического строения» [Трубецкой 1923]. Несомненно, контакт с живым болгарским языком, наблюдения над специфическими особенностями его грамматической системы, которые отличают его от других славянских языков (категория определенности / неопределенности, совпадение родительного и дательного падежей, образование будущего времени при помощи формы 3-го л. ед. ч. вспомогательного глагола со значением ‘хотеть’, утрата инфинитива, удвоение объекта действия, употребление местоименных клитик и др.), явились своеобразным толчком к осмыслению фактов языка не только как унаследованных от праязыка, полученных в результате действия характерных для конкретного языка тенденций развития, но также и приобретенных по ареальным причинам от других языков в результате длительных контактов. Таким образом, софийский период жизни большого русского ученого сказался на становлении современной балканистики.
В софийский период, по справедливому замечанию Б. Симеонова, «начинают возникать и зреть» и идеи фонологической концепции Н.С. Трубецкого, который позднее совместно с Р. Якобсоном в рамках Пражского лингвистического кружка разрабатывает оригинальную фонологическую теорию. Еще в софийские годы в публикациях Н.С Трубецкого проявляется сосредоточенность на «сущности общего», стремление увидеть «систему», открыть, что она основывается на оппозициях [1977: 6]. Не случайно в опубликованной позже фонологической теории в «Основах фонологии» болгарский язык довольно хорошо представлен. Его примеры присутствуют при иллюстрации разных типов фонологических систем, понятия архифонемы, случаев разграничения однофонемности от двуфонемности, классификации оппозиций по объему их смыслоразличительной силы, нейтрализации смыслоразличительных противопоставлений и др. [Трубецкой 2002: 65, 87, 118, 126, 169, 197, 199, 219, 246, 252, 257-258, 290]. Представленные примеры показывают знакомство не только с теоретическими вопросами болгарского языка, но и с его употреблением, в том числе и носителями других языков. Такие вопросы сегодня исследуется в парадигме психолингвистики. Например, болгарский язык использован для иллюстрации того, как работает «фонологическое сито» родного языка при восприятии и употреблении фонем другого языка, механизм действия которого Трубецкой мог наблюдать, будучи в болгарской языковой среде. Ученый замечает, что, если в двух языках имеются одни и те же звуки, но их значимость в языковых системах различна, то это создает затруднения для их употребления носителями другого языка. Поэтому для русского, который употребляет звук ъ во втором предударном и в заударном слоге как вариант фонем а и о, оказывается довольно трудным употребление данного звука в болгарских словах как основного варианта другой фонемы, фонемы ъ в ударной позиции. Как отмечает Трубецкой, для русского менее трудным оказывается заменить болгарский звук ъ любым звуком русского языка, произносимым в ударной позиции [Трубецкой 2002: 58].
Все это показывает, что двухлетнее пребывание Н.С. Трубецкого оказалось значимым не только для развития университетского образования в Болгарии, но также и для научного творчества русского ученого, которое поражает широтой охвата исследованной проблематики, глубиной проникновения в самую сущность явлений, богатством привлекаемого языкового материала. Приобретенный языковой опыт в Болгарии, наблюдения над иной языковой ситуацией, оказались плодотворными для созревания оригинальных лингвистических идей.
Литература:
Кьосева 2002: Цв. Кьосева. България и руската емиграция (20-те – 50-те години на XX век). София, 2002.
Симеонов 1976: Б. Симеонов. Николай Сергеевич Трубецкий в Болгарии // Болгарская русистика, 1976, № 2, с. 43-45.
Симеонов 1977: Б. Симеонов. Н. С. Трубецкой в Болгарии : Документы // Балканско езикознание, 20, 1977, № 4, с. 5-12.
Трубецкой 1923: Н.С. Трубецкой. Вавилонская башня и смешение языков // Евразийский временник, кн. 3, Берлин: Евразийское книгоиздательство, 1923, 107–124 – Online: http://www2.unil.ch/slav/ling/textes/TRUBECKOJ23/txt.html. Дата доступа: 05.12.2010.
Трубецкой 2000: Н.С. Трубецкой. Основы фонологии. Перевод с немецкого А.А. Холодовича. 2-е издание. Москва, 2002.
Трубецкой 2004: Письма и заметки Н.С. Трубецкого. Подготовил к изданию Р. Якобсон при участии Х. Барана, О. Ронена, М. Тейлор. Москва: Языки славянской культуры, 2004.
